В ночь с 17-го на 18-е января мы узнали, что явился Кази-Магома. С двумя полевыми орудиями и семнадцатью сотнями тавлинцев он занял аулы, лежавшие вблизи нас по Шаро-Аргуну: Чалги-Ирзау (на левом берегу), Улус-Керты, Дутен и Измаил-Юрт (на правом берегу), учредив свою резиденцию в последнем из них.
Тут необходимо в трех словах ознакомиться со вновь занятой нами местностью.
Река Аргун слагается из двух притоков: Шаро-Аргуна (черного) и Чанты-Аргуна. Эти притоки выбегают из глубины гор по двум почти противоположным направлениям и сливаются в аргунском дефиле. В углу слияния их находится уже известный нам аул Дачу-Барзой, который заняли главные силы отряда, пустив в ход свои топоры, ломы, кирки, лопаты и вообще весь шанцевый инструмент. По истечении немногих дней после занятия Дачу-Барзоя мы живо ознакомились с течением Шаро-Аргуна, как увидим ниже, и названными выше аулами. Но что касается Чанты-Аргуна, его замечательных лесов, расщелин, проходов и всех адских поворотов и изворотов дороги, служивших теперь и далее главным театром действий против нас храброго наиба Батока, то всем этим местам, куда до сих пор не проникали ни глаз, ни нога гяура, суждено было еще почти на целые полгода оставаться для нас terra incognita.
Итак, Кази-Магома пожаловал и поселился в Измаил-Юрте…
С минуты его появления горцы стали беспокойнее и предметом [417] своих действий избрали колонну генерал-майора Кемпферта, не забывая, впрочем, изредка и главных сил отряда, занятых исключительно возведением укрепления, рубкою леса, устройством переправы на Чанты-Аргуне и прочими подобными работами. Каждый день, с наступлением сумерек, взбиралась по косогорам, большей частью незаметно для нас, белая артиллерия и открывала свой огонь, к огорчению ее вовсе не убийственный и не вредный для нас. А чуть только ночь спускалась совсем на землю – там и сям, конечно, в цепях раздавались ружейные выстрелы. Впрочем, во всех этих боевых поползновениях горцев не выражалось вовсе никакой серьезной настойчивости; это были укушения комара даже менее того – мухи. Все тревоги доказывали, что ими руководит сила сонная, вялая… И не мудрено, ведь во главе тавлинцев стоял Кази-Магома.
Но, так или иначе, а все-таки нужно был оборвать эти тревоги, оттеснить неприятеля, который хотя и не приносил нам существенного вреда, но зачастую не давал спокойно спать, заставляя стоять под ружьем те или другие роты.
И вот, 3-го февраля, генерал Евдокимов предпринял нечто вроде рекогносцировки к аулу Чалги-Иразу. Составив колонну из двух батальонов пехоты, четырех сотен казаков и шести орудий, он вверил ее полковнику Старицкому. Движение было недальнее: версты две-три – и только. Едва только эта колонна подошла к аулу на орудийный выстрел и пустила в него четыре или пять картечных зарядов, горцы, не сопротивляясь, бросили Чалги-Ирзау и перекинулись на правый берег Аргуна. Там они соединились с теми, которые повыскакивали из аулов Дутена и Улус-Керты, и стали как бы строиться в боевые порядки – вероятно, ожидая нашего наступления.
Командующий войсками, не разочаровывая их в ожиданиях, послал пехоту разорять аул Чалги-Ирзау, сам же с конницей занялся исследованием и изучением окрестностей, а из [418] отряда потребовать дивизион батарейной батареи. Через три четверти часа орудия явились, остановились по сию сторону Аргуна и салютовали горцев, на первый раз залпом, а потом – повзводно. Бой был неравен: горцы бросили в ответ нашему батарейному дивизиону три-четыре ядра и исчезли.
Тем временем Чалги-Ирзау пылал со всех концов.
Колонна возвратилась в лагерь. Ночь и последующий затем день мы спали покойно, и ни одна пуля не прорезала широкого пламени множества костров, на которые солдаты вовсе не скупились, потому что дрова доставались очень дешево.
Но одним Чалги-Ирзау удовлетвориться было нельзя: нам нужно было столько же все течение Шаро-Аргуна. сколько и окончательное очищение его берегов до крайних по возможности, пределов.
5-го февраля следовало порешить с остальными аулами: Улус-Керты, Измаил-Юртом и Дутеном. Это были аулы обширные, видимо богатые и более или менее – конечно, сравнительно или относительно – хорошо отстроенные
В указанный день к этим аулам двинулись две колонны: правая, под начальством генерал-майора Кемпферта, в составе шести батальонов пехоты, двух дивизионов, драгун, трех с половиною сотен казаков, двенадцати орудий разного рода и калибра и милиции; эта колонна, переправившись в брод через Шаро-Аргун, двинулась на аулы с фронта. Левая же, под командою генерал-майора Рудановского, в составе пяти батальонов пехоты. четырех орудий и полсотни казаков пошла правым берегом реки с намерением отрезать отступление неприятеля.
Более выгодным для горцев, по местному положению, был аул Улус-Керты. Вследствие этого они оставили нам без боя Дутен и Измаиз-Юрт и сосредоточились в первом ауле, открыв по передовым войскам колонны генерала Кемпферта беглый [419] ружейный огонь. Им отвечали картечью, но, не взирая на это, упрямые тавлинцы продолжали держаться стойко.
Признав совершенно лишним состязаться с горцами в бесполезной стрельбе и вследствие этого прекратив орудийную пальбу, генерал Кемпферт приказал первому батальону навагинского полка взять аул штурмом. Дело было нелегкое, потому что Улус-Керты был разбросан на небольших и лесистых холмах, окружен разными балками, наполненными снегом выше пояса, и по положению своих скал представлял отличную перекрестную оборону.
Барабан коротко пробил сигнал наступления, и роты одна за другою, почти врассыпную бросились вправо и влево, как будто спешили на званный обед, куда опоздать было неловко.
Сколько мне ни случалось следить во время наших штурмов за действиями неприятеля, всегда я убеждался, что он выжидал первого удара и давал первый отпор для того, чтобы ближе, так сказать, всмотреться в штурмующую колонну, т. е. видеть, какой полк штурмует данное место: кавказский или русский, и если кавказский, то какие это кавказцы: навагинцы ли, куринцы ли и проч.; под каким влиянием, в каком настроении, при каких условиях местности происходит штурм; какие офицеры идут во главе штурмовой колонны и т. д. И если все или некоторые обстоятельства служили в пользу горцев, они дрались молодцами, уступая лишь шаг за шагом; но если, по их мнению, дело было дрянь – они после первого отпора благоразумно ретировались.
Так было и теперь. Горцы увидели, что на них летят не виленцы или белостокцы, а их старые знакомые – кавказцы, для которых балки, овраги, снег – все пустяки; и летят они соколом. Нечего делать. Прекратив стрельбу, тавлинцы, не ожидая ни ободрений, ни особых приказаний своего сонного военачальника, бросили Улус-Керты и – давай, аллах – ноги! [420]
Отступление их было так быстро, что генерал-майор Рудановский не успел им его отрезать. Ускользнуть же вполне от Рудановского также было невозможно, потому что черное войско (так солдаты называли смуглых тавлинцев, одетых всегда бедно, в темные чохи и бурки) почти нарезалось на нашу левую колонну. При этом быстром движении отступавшего неприятеля Рудановский посторонился несколько вправо, занял высоты Шамберды и почти сквозь строй пропустил мимо себя воинов имама. Но они не бежали молча: пальба и с их стороны гремела неумолкаемо до тех пор, пока едва мелькали вдали их черные бурки, и когда артиллерийский огонь на дальнюю дистанцию заменил собою наши ружейные выстрелы. Удирая, кто во что горазд, горцы на лету подхватывали своих раненых и убитых.
Наконец стало тихо, и генерал Евдокимов, проезжая среди пылавших саклей Улус-Керты – представьте себе! – даже улыбнулся.
В течение всего времени со дня окончательного взятия аргунского ущелья, значит с 17-го января до настоящего числа (т. е. 5-го февраля включительно), потери наши были невелики: убито пять нижних чинов, ранены – один офицер и двадцать семь нижних чинов, включая сюда казаков и милиционеров, да кроме того ранены две или три артиллерийские лошади.
Итак, главная местность по Шаро-Аргуну была в наших руках, открывая нам беспрепятственное движение в глубь Черных гор, покрытых заповедным и непроходимым лесом. Оставив в Улус-Керты два батальона пехоты при двух орудиях и приказав Рудановскому занять Дутен и тотчас приступить к расчистке леса вокруг этих аулов, генерал Евдокимов отправил Кемпферта на свое место, а сам ретировался в главный лагерь, в Дачу-Барзой, и скрылся в своей палатке, плотно закутав ее полы, впредь до следующего бенефиса.
Спустя несколько дней, командование колонною генерал-майора [421] Рудановского вверено было командиру виленского полка полковнику Алтухову. Хотя горцы, как нам было известно, удалились в ущелье реки Баса и несколько дней оставались там в совершенном бездействии, но, подкрепленные Шамилем, который им наслал несколько своих наибов, отдохнув от последнего поражения, опять начали нас беспокоить. В виду этого полковнику Алтухову приказано было придвинуться к Измаил-Юрту, чтобы прикрыть собою главный отряд. Лишь только колонна его снялась с позиции, откуда ни возьмись, явилась половина отряда Кази-Магомы, заняв высоты, окружавшие Измаил-Юрт. Но это, конечно, не помешало наступавшей колонне повторить маневр первого батальона навагинского полка, который на этот раз был исполнен тенгинцами. Две стрелковые роты тенгинского полка в полчаса сбили неприятеля со всех пунктов, без всякого для себя урона, и затем колонная расположилась у Измаил-Юрта, как ей было лучше.

Кавказский сборник, том 3. Тифлис, 1879.

Н. Волконский. 1858 год в Чечне.